СТАТЬИ

Писать о художнике всегда трудно. Кто-то из писателей-романтиков сказал: «Нет личности более притягательной и менее понятной, чем истинный Художник».

За этим стоит важная для любого человека проблема — самовыражение. Художник же переводит её в иную плоскость, в своё творчество и своё искусство. Эти средства непривычны для большинства людей, многие их не принимают и не понимают, и нередко Художник должен всю свою жизнь доказывать, что у него есть талант.

Конечно, это вовсе не означает, что всё остальное время, пока он не творит, он проводит в гордом молчании, нет, но ему всегда недостаточно просто что-то сказать. Художник не просто описатель мира, он его соперник, так как стремится пересотворить действительность. Именно из его уникального художественного видения, проводящего тончайшие связи между самыми обычными вещами, людьми и событиями, и рождается искусство. Так живёт в своём творчестве и Владимир Алеников. Он — Художник. Художник в самых разных областях творчества, а в чём-то и свою жизнь проживающий как одно огромное приключение.

В первую очередь, Заслуженный деятель искусств России Владимир Алеников — режиссёр. Или, как говорят французы, режиссёр par excellence, по преимуществу: под этим подразумевается, что человек, а Художник тем более, реализует себя во множестве самых различных областей, но среди них есть такая, где он буквально с первого шага резко вырывается вперёд, получает преимущество. Именно кино более всего отражает самые характерные особенности творчества Владимира Аленикова, или скажем так: более всего соответствует его натуре как художника. За свою вот уже почти сорокалетнюю работу в кино он снял много хороших фильмов в самых разных жанрах, которые объединяет удивительная узнаваемость его авторского почерка: будь то драма, комедия, мюзикл, триллер, это всегда кино очень высокого уровня, произведение, над которым талантливый человек работал долго и упорно. В результате любой его фильм достоин отдельного глубокого разговора.

Владимир Алеников, как настоящий художник, никогда не останавливается на достигнутом, никогда полностью не удовлетворён своей работой, всегда ищет чего-то нового. В каждом его фильме, среди массы проверенных временем и выверенных его режиссёрским талантом профессиональных приёмов, всегда есть несколько ведущих стилистических особенностей: можно быть уверенным, что он выжмет из используемой техники всё возможное, отточит её до предела и, добившись совершенства, сразу же бросится на новые творческие поиски. Слово поиск не случайно встречается во многих его текстах — Владимир Алеников ищет, не останавливаясь. К сожалению, подобной художественной честностью отличаются далеко не все современные художники, а остановка для подлинного творца — смерти подобна: он должен постоянно развиваться. Именно в таком развитии живёт и творит Владимир Алеников.

Первый художник — поэт

Владимир Алеников начинал как поэт… Подобный зачин нередко встречается во многих биографиях самых разных художников, особенно на ранних этапах их творческого пути. При этом от нашего внимания зачастую ускользает самый первый, предшествующий всему творчеству, импульс, «исток художественного творения»: почему вообще человек начинает творить? Что толкает его «начинать как поэт»? Человек в какой-то миг с необыкновенной, почти болезненной остротой чувствует, что в нём есть какое-то другое начало, невыразимое обычными повседневными средствами человеческого общения, властно рвущееся наружу. Думается, Владимир Алеников начинал именно так — с чувства особенности. В начале его творчества ему не так важна была форма выражения, сколько, скорее, выражение само по себе, экспрессия, а для этого лучше всего подходит поэзия, «стихия стиха».

Владимир Алеников вошёл в поэзию с поколением шестидесятников. Безусловно, это было очень яркое поэтическое поколение, со своими хорошо узнаваемыми отдельными «голосами» и своим столь же хорошо узнаваемым «хором».

Поэтический «голос» Владимира Аленикова здесь не потерялся, хотя всегда очевидно «искушение поколением»: присоединить свой «голос» к «многоголосию». Что же отличало поэзию Владимира Аленикова? Это хорошо видно в его стихах. Удивительная искренность, задушевность и лиризм, подкупающая простота. При этом Владимир Алеников всегда умел найти золотую середину между ясностью содержания и красотой формы, ему никогда не изменял чутко настроенный камертон поэта. Особенно ярко это проявляется в его рифмах — они всегда необычны и, что нехарактерно для шестидесятников, точны. Отсюда — его замечательные детские стихи и любовная лирика, нашедшие себе место и в дальнейшем творчестве Владимира Аленикова как прозаика и режиссёра. И отсюда же, думается, его удивительный романтизм, вера в человека, в любовь, в жизнь, в прекрасное.

Как поэт, Владимир Алеников известен меньше, гораздо больше — как прозаик и переводчик. Причина этого как в том, что он редко публиковал свои оригинальные стихотворения — отчасти из-за их некоторой антисоветской направленности, — так и в том, думается, что он воспринимал этот период своего творчества как своеобразную школу, чтобы перейти затем в другие области искусства.

Второй художник — переводчик

Почти одновременно с поэзией Владимир Алеников открывает для себя и мир поэтического перевода. Его переложения заслуживают детального разбора, и поэтому здесь я коснусь только самого важного.

Настоящему Художнику — и Поэт здесь не исключение — практически всегда тесно в рамках родного языка. Собственно, именно поэтому и начинали переводить в пушкинскую эпоху. Со временем перевод становился профессиональным. А в СССР, как проницательно заметил один из наставников Владимира Аленикова в поэзии, Ефим Григорьевич Эткинд, поэтический перевод в течение долгого времени был едва ли не единственной доступной возможностью самовыражения для многих поэтов. С другой стороны, очень высокие требования к профессиональному поэтическому переводу сделали советскую переводческую школу одной из лучших в мире.

Некоторое время Владимир Алеников был профессиональным поэтом-переводчиком в узком смысле — то есть жил на деньги за переводы. Он сам выбирал авторов для переложения, тех, кто ближе всего по духу и художественной природе. Среди них француз Жак Превер, испанцы Мигель Эрнандес и Федерико Гарсиа Лорка, немец Иоганн Вольфганг Гёте, австриец Николаус Ленау, никарагуанец Рубен Дарио, эстонка Лилли Промет, кубинец Хосе Марти.

И пар у рта. И снег хрустит,
И скован воздух омертвелый,
И борода моя звенит.
Вперёд, в морозные пределы!

Вокруг владенья тишины.
И ели стынут в лунном свете.
Тоской смертельною полны,
К земле склоняются их ветви.

Мороз, под снегом сердце скрой,
Прерви горячее движенье!
Пусть будет в нём всегда покой,
Как на полях в ночном забвенье!

Не правда ли, перед нами — убедительно русский зимний пейзаж, под которым подписался бы любой большой поэт XIX века? А на самом деле автор «Зимней ночи» — великий лирик австрийского романтизма Николаус Ленау. Эффект узнавания в немецком стихотворении русского — поразительный.

Совсем другой пример — стихотворение Мигеля Эрнандеса. Владимир Алеников смело выбрал для переложения едва ли не самое трудное его стихотворение, и об этом надо сказать особо.

В душе человека
Вода мутна.

В прозрачной воде
Его жизнь видна.

В душе человека
Вода мутна.

В прозрачной воде
Безысходность одна.

В душе человека
Вода мутна.

Десять стихов, пять строф, на одну рифму. Перед нами — европейский аналог знаменитой японской танки, считающейся неподражаемой. Но Мигель Эрнандес в переводе Владимира Аленикова несёт в своей прекрасной простоте, ясности и сдержанности ещё и огромную смысловую нагрузку. Три строфы — рефрен. Что же остаётся кроме них? Простое сообщение, что в воде видна жизнь человека. Перед нами — миф о Нарциссе, смотрящем на себя в водяном зеркале, великое искушение броситься в воду и прервать течение жизни. Но самая жизнь видна только в прозрачной воде. Стоит ей замутиться — и в той же обманчивой прозрачности является безысходность: именно так развивает Владимир Алеников поэтический образ Мигеля Эрнандеса. Испанцу удалось почти невозможное (к чему и должна стремиться лирическая поэзия): создать на самом деле простое произведение, за которым действительно бы таились «грозовые тучи смыслов». И его переводчик на русский язык тоже блестяще справился со своей задачей.

Третий художник — режиссёр

Думается, что и к кино Владимир Алеников обратился по той причине, о которой я уже писал выше, — необходимости самовыражения Художника: со временем ему стало тесно даже в рамках поэзии и поэтического перевода. Сам Алеников вспоминает, что «ввела» его в профессию мама, Стелла Иосифовна, которая принимала участие в Гражданской войне в Испании и вернулась оттуда с трофейной шестнадцатимиллиметровой кинокамерой. И именно в кино его талант Художника нашёл своё самое полное и последовательное воплощение.

Интерес Владимира Аленикова к кино очень глубок и проявляется в том, что он выступает во многих ролях: и как режиссёр, и как сценарист, и как продюсер, и как оператор, и как монтажёр, и как актёр. Думается, что в кино его привлекает удивительный темп развития этого искусства, как нельзя лучше соответствующий и темпу современной жизни во всей её полноте. А настоящего Художника — и Владимир Алеников здесь не исключение — не может не интересовать, что происходит с человеком «здесь и сейчас».

Я хочу подробно остановиться только на главных работах Владимира Аленикова в кино. Первая из них имеет самое прямое отношение к той ипостаси Художника, которая представлена в настоящей книге, — к его литературе. Речь идёт о фильме «Сад», 1973 года. Это единственный фильм во всём советском кино, снятый за пределами государственной монополии, как говорится в таких случаях, «на средства автора». Однако «Сад» уникален не только этим. Представьте себе: в последней четверти XX века снять на чёрно-белую плёнку фактически немой фильм и, более того, пригласить для участия в съёмках актёров первой величины: Владислава Дворжецкого, Рамзеса Джабраилова, Евгения Жарикова, Елену Соловей, Иннокентия Смоктуновского, Полу Раксу и других.

«Сад» — фильм о любви и молчании. О любви вообще лучше молчать, чем говорить, но дело здесь не только в этой известной философской сентенции. Дело ещё и в том, что фильм создавался в атмосфере почти коллективного молчания двухсот с лишним миллионов человек, которые молчат, потому что «и так всем всё ясно». Казалось бы, где в таком молчании может родиться любовь? Есть ли до неё кому дело? У Владимира Аленикова — может, и дело ему есть до всего. Во всех его фильмах присутствует эта вовлечённость в жизнь, любовь к ней, любовь к любви: настырный одуванчик раздирает асфальт, дети оказывается куда мудрее взрослых, классически прекрасные античные статуи сбрасывают с себя деревянные гробы, чтобы предстать перед нами в естественной наготе. Эта черта впервые ярко проявляется именно в «Саде».

Фильм посвящён простому, обыкновенному до скуки человеку, фотографу, который тяжело переживает кризис среднего возраста — про таких говорят, что им проще перечислить, каких проблем у них нет, чем те, что есть. Но у фотографа есть, кроме проблем, ещё и любовь — любовь, в которой он и сам-то боится себе признаться, и делает это только на последних минутах истории. Но с приходом любви меняется и весь мир вокруг. При ином режиссёре такая простая история, которую рассказал Владимир Алеников, могла бы показаться элементарно банальной: ему же, как немногим из наших современных режиссёров, присуще такое тонкое чувство лиризма и поэзии. Если — а я искренне надеюсь, что это случится — вы, дорогие читатели, будете смотреть «Сад», обратите внимание на последние кадры: с экрана оборачиваются женщины и смотрят — восхищённо, удивлённо, внимательно, озорно… Эти взгляды и женские лица — своего рода проводы героя, наконец нашедшего свою любовь, понимание того, как он любит и что он любит. И в тот же миг серое существование героя поднимается до сияющей всеми цветами радуги жизни, обретает смысл. Уже самой первой своей работой в кино Владимир Алеников, как пел Владимир Высоцкий, «вырвался за флажки», бросил своего рода вызов государству и застою и сам стал создавать пространство своего собственного кино.

Я хочу сказать ещё несколько слов о самых известных фильмах Владимира Аленикова. В отличие от «Сада», они широко популярны среди массового зрителя, и в особенности это относится к дилогии о Петрове и Васечкине, к «Биндюжнику и Королю» и «Пистолету (с 6 до 7.30 вечера)».

Петрова и Васечкина знает, кажется, каждый житель России в возрасте от семи до семидесяти семи. Эти герои уже давно стали в хорошем смысле «народными», их имена — нарицательными, им подражает и на них равняется в своём поведении множество детей из поколения в поколение. В чём причина такой ошеломляющей популярности, которой до сих пор не достиг ни один российский фильм о детстве? Думается, что в авторском взгляде Владимира Аленикова на детство — я уже писал, что ему лучше всего удавались именно детские стихи, и связь здесь не случайна: именно в детях он черпает вдохновение, он верит детям и любит детей, а они отвечают ему взаимностью. Отсюда — та удивительная гармония, которой пронизаны «Приключения» и «Каникулы» Петрова и Васечкина.

Сам Владимир Алеников как-то сказал, что свои Петров и Васечкин есть в каждом классе. Позволю себе не согласиться с ним в этом — может быть, они и были, но только не в школьном детстве в девяностых и нулевых. В эти годы герои Петров и Васечкин воспринимались как настоящие друзья, которых так хотелось иметь в школе и так отчаянно там не хватало. Было в них и ещё одно важнейшее качество, без которого нельзя обойтись в детстве и которое нередко теряется во взрослой жизни, — это свобода. Петров и Васечкин свободны абсолютно — во всех своих идеях, словах, поступках они во многом нонконформисты. Владимир Алеников не случайно сделал нонконформистами детей — с одной стороны, что с них взять, вроде бы обычные озорники, а с другой стороны, именно они должны были быть октябрятами, тимуровцами, пионерами, комсомольцами, коммунистами… Но Алеников не допускает будущего превращения детей в послушных винтиков в механизме — Петров и Васечкин по-своему бунтуют, беззлобно, весело и смешно, по-доброму. Часто нам говорят, что свобода и ответственность — особенно в детстве — чуть ли не взаимоисключающие понятия, но герои Владимира Аленикова и в этом принципиально отличны: выбрав для себя свободу, они ответственны за неё во всех её проявлениях.

Не боясь преувеличения, можно сказать, что Петров и Васечкин уже стали «вечными образами» — потому, что их создателю, как никому другому, удалось найти в школьниках всё самое лучшее, что было всегда и всегда будет, что узнаваемо, к чему тянутся все дети и о чём мечтают взрослые. Я имею в виду удивительную доброту фильмов о Петрове и Васечкине, огромную любовь, с которой снят и смонтирован каждый кадр, с которой написан сценарий, стихи, тексты песен, музыка. Владимир Алеников сохранил эту доброту и любовь детства в большей мере, чем любой из наших современных режиссёров, специализирующихся на детском кино.

«Биндюжник и Король» требует вдумчивого и серьёзного отношения уже хотя бы потому, что это — экранизация произведений Исаака Бабеля, дело само по себе исключительно трудное.

Казалось бы, они так и просятся на экран, а между тем экранизаций мало, удачными можно признать несколько, действительно выдающейся — только фильм Владимир Аленикова. Предлагая свой авторский взгляд на Исаака Бабеля, режиссёр сильно рисковал. Любая экранизация по определению будет в той или иной степени вторичной по отношению к оригиналу, своего рода «живыми картинками к тексту», и далеко не всегда ясно, что лучше — буквально следовать источнику или отходить от него. И в «Биндюжнике и Короле» перед Владимиром Алениковым стояла сложнейшая задача переводчика: ему необходимо было найти такое пространство, в которое можно было бы перевести текст Бабеля без ощутимых потерь, создать адекватную оригиналу атмосферу — воплотить в кино персонажей, их отношения, Одессу и её юмор. И справился он с этим блестяще. Я намеренно не хочу говорить о множестве уникальных находок и решений для этого фильма, об игре актёров, о музыке, песнях и танцах. Суть глубже — в абсолютной целостности и цельности фильма, в том чувстве праздника и карнавала, которое с таким неподражаемым искусством умеет творить Владимир Алеников. Фактически, он создал единственный в советском и российском кино драматический мюзикл — фильм, где тексты песен, стихи, музыка несут основную смысловую нагрузку. «Биндюжник и Король» остаётся уникальным в этом жанре произведением.

К слову говоря, к Одессе Владимир Алеников вернулся почти через двадцать лет в своём последнем на данный момент фильме «Улыбка Бога, или Чисто одесская история». Это удивительно светлое, радостное, так и хочется сказать — искрящееся кино, где одесский юмор бьёт фонтаном.

В начале нулевых Владимир Алеников снял в США ставший культовым фильм «Пистолет (с 6:00 до 7:30 вечера)». По жанру «Пистолет» — драматический триллер, и уже в этом смысле, казалось бы, «жанровое» кино, рассчитанное на массового зрителя в кинотеатрах. Но при ближайшем рассмотрении всё оказывается далеко не так просто: «Пистолет» предстаёт авторским кино, создатель которого бросает вызов одному из классиков мирового кинематографа, американскому режиссёру Фреду Циннеману с его легендарным фильмом «В самый полдень».

Главное, что связывает два этих фильма, — так называемое реальное время, хоть и проявляющееся совсем по-разному, с разными задачами и целями и художественными эффектами. Ключевой принцип «реального времени» — совпадение хронометража картины с изображённым в ней действием. Напомню, что события фильма «В самый полдень» занимают полтора часа (с 10:35 до 12:05), и почти столько же времени длится сам фильм. Фред Циннеман достигает этого слияния за счёт своего рода минимализма, предельного ограничения и действия, и пространства. Однако он только наметил тот путь, по которому пошёл дальше Владимир Алеников. Он снял весь фильм всего пятнадцатью кадрами, превратив зрителя в очевидца, предложив ему совсем новое видение кино. В «Пистолете» нет ничего лишнего, в нём всё почти минималистично, но в этом и проявляется режиссёрский талант Владимира Аленикова — крайне скупыми художественными средствами он создаёт подлинное произведение искусства.

Добавлю ещё несколько важных параллелей, тесно связывающих «Пистолет» и «В самый полдень». Один из главных символов вестерна — разумеется, револьвер. В фильме «В самый полдень» жилистая рука Гарри Купера сжимает верный «кольт-писмейкер», с помощью которого он и расправляется с бандитами под знаменитую «Do not forsake me, oh my darling…». Владимир Алеников заменяет револьвер пистолетом, красивейшую лирическую балладу — на тревожные и удручающие городские новости. Наконец, и герой — не Гарри Купер, вся суть характера которого в том, что он перемог себя и вышел на бой один против троих, а совершенно обычный городской таксист (отсылка к Мартину Скорсезе в комментариях не нуждается). Но вот он решает взять в руки оружие, стать «человеком с пистолетом» — не из-за какой-то конкретной опасности, а на всякий случай, поддавшись влиянию назойливого радио. И это, в конце концов, стоит жизни ему самому.

В «Пистолете» так и хочется задать вопрос о смысле рассказанной истории и получить на него ответ. Он будет у каждого свой, и я тоже ограничусь своей версией: как мне кажется, фильм об опасности растворения человека в современном обществе, когда он не знает, кому и чему верить, на кого и на что ему положиться, на чьей стороне ему быть — и в этой ситуации, мастерски отражённой Владимиром Алениковым и в цветовой гамме фильма бликами, рефлексами, полутонами, сумеречным временем — в обстоятельствах неуверенности и шаткости человек хватается за оружие. Я так подробно остановился на разборе фильма «Пистолет (с 6:00 до 7:30 вечера)» ещё и потому, что от него перебрасывается мостик к последней по времени прозаической работе Владимира Аленикова — к его «городским историям».

Четвёртый художник — писатель

В предлагаемом вашему вниманию сборнике проза Владимира Аленикова представлена весьма широко и достаточно полно: вы найдёте здесь рассказы, главы из книг, очерки; их всех объединяет одно важное качество — каждая история может быть воспринята независимо от своего контекста, но о нескольких надо сказать особо.

Я имею в виду такие рассказы, которые сам Владимир Алеников обозначает как главы в большом романе и называет этот жанр переплетения. Ключевая их особенность в том, что любой из них читается и понимается как отдельная история, но, прочитанные все вместе и в определённой последовательности, они обретают совсем другой смысл. Для себя я сравниваю их с мозаикой: все её элементы красивы сами по себе, но цельным произведением они становятся только на едином полотне, все вместе.

Эти «переплетения», казалось бы, выбиваются из общей тональности творчества Владимира Аленикова — весёлого, доброго, жизнерадостного и жизнеутверждающего, пронизанного детством, любовью, улыбками и смехом. Речь идёт о таких историях, как «Белка-летяга», «Почтальон» и некоторых других. При первом прочтении они поражают и ставят в тупик. Дело в том, что в нашей литературе (в том числе и современной) подобный жанр сколько-нибудь ярко себя не проявил. Великие русские писатели писали простые истории о простых людях, но их взгляд никогда не устремлялся к шкафам в домах этих людей, в которых, естественно, хранились скелеты — у каждого они свои. Я думаю, что причина невнимания наших рассказчиков к подобным сторонам жизни «маленького человека» в России объясняется очень просто — сама жизнь так тяжела, что всё написано уже на лицах, и вовсе не надо смотреть, прячет ли там кто-нибудь что-то за спиной или в шкафу. У нас даже не искали всерьёз ответа на этот вопрос — вплоть до Владимира Аленикова.

Действие его «городских рассказов» происходит в Бирюлёво, о котором все что-то слышали, но не так много там бывали. А там, в Бирюлёво, волей автора немного изменено самоё пространство жизни, где в нормальном порядке вещей хранить тайны, о которых не знает никто, кроме их владельцев — мумифицированный труп, заботливо сберегаемый нежной сестрой на балконе, роскошная цыганка, травящая мужчин крысиным ядом из-за их такого обычного желания «увеличить размер», подсобный рабочий, занимающийся зоофилией с козочкой, почтальон, полюбивший… Впрочем, здесь я умолкаю.

С другой стороны, под этой обложкой собраны и главы из романа «Поиски любви» и очерки из книги «Умирающий лебедь на фоне корриды» — они написаны гораздо более «узнаваемым» Владимиром Алениковым. «Поиски любви» — своего рода творчески переработанная автобиография, но прежде всего это — умная, тонкая и ироничная книга о любви, настоящая энциклопедия этого чувства в современном мире, чувства, столь важного для творчества Владимира Аленикова.

«Умирающий лебедь на фоне корриды» — куда более привычная для нашего читателя книга: впечатления о другой стране. К сожалению, сегодня этот важный и нужный жанр, некогда широко популярный, переживает очевидный кризис. Владимир Алеников делится с читателями только своим личным опытом жизни и работы в США — правда, его опыт исключительно богат и помогает лучше понять эту такую одновременно близкую и далёкую страну.

Пользуясь случаем, хочу сказать несколько слов и о военном романе Владимира Аленикова, который вышел в свет к 65-летию Победы, — «Звезда упала». В этой книге автор обратился к теме, отнюдь не популярной в советской и русской литературе, посвящённой войне, — проблеме того, как на занятой врагом территории простой человек попал в ситуацию экзистенциального выбора. Этот угол старательно огибали многие советские писатели, в том числе и первого ряда. Владимир Алеников не побоялся обратить внимание своего читателя на эту проблему, акцентировать острые, подчас больные места в читательском представлении о войне.

Антивоенное произведение не может не быть военным. И, конечно, роман «Звезда упала» — военный. Вот только в каком смысле? Здесь почти не встречаются натуралистически написанные сцены боёв, карательных операций эсэсовцев и диверсий партизан, совсем нет. Ударение верно поставлено на живописании военной повседневности, на том, как человек всё же умудряется жить, а не просто существовать во время войны.

Последняя история, которая в предлагаемом сборнике мне понравилась больше всего и о которой я хочу сказать отдельно, — «Белка-летяга». Женатый мужчина в кои-то веки захотел сделать приятное своей жене — и причём даже не на её, а на свой день рождения. Подарить ей мех белки-летяги, случайно спланировавшей на балкон их квартиры. Для этого надо побыть охотником, то есть вспомнить что-то настоящее, что-то подлинное, что-то собственное. Только и всего. Но и этого не получается. Получается что-то страшно смешное, о чём вы прочитаете сами. Всегда страшен и смешон одновременно — абсурд. Об абсурдности нашего здесь и сейчас пишет Владимир Алеников.

Просто Художник

Я представил вам, дорогие читатели, творчество Владимира Аленикова в самых ярких и разных его проявлениях — как поэта, переводчика, режиссёра, прозаика… В конце концов, о Художнике можно судить по широте его диапазона — диапазон Владимира Аленикова один из самых широких в нашей современной культуре. Его голос узнаваем всегда.

Владимир Максаков